Кейт Уоттерс (Kate Watters) — соучредительница организации Crude Accountability и с момента её основания в 2003 году занимает должность исполнительного директора. Соорганизатор международной кампании «Покажите их живыми!»
Организация Crude Accountability начала свою деятельность в странах Центральной Азии, Кавказа и в России еще в начале 90-х годов прошлого столетия. Сначала, они, сотрудничая с местными активистами, занимались вопросами экологии, а потом стали заниматься и правозащитной деятельностью.
Кейт Уоттерс много путешествовала по этим регионам и лично знакома с местными учеными, активистами, экологами, правозащитниками.
Она является автором множества докладов и статей о гражданском обществе в Центральной Азии и в Каспийском регионе, имеет степень магистра по российским исследованиям (Russian Area Studies) в Джорджтаунском университете и степень бакалавра по русской литературе в Университете Массачусетса в Амхерсте.
Мы встретились с Кейт Уоттерс и попросили ее рассказать о деятельности организации, о достижениях их работы и о планах на будущее.
Кейт Уоттерс. Здесь и далее фото из личного архива.
— Кейт, расскажите о вашей организации, об истории создания «Crude Accountability». Вы отметили 22 года деятельности. Какими были ваши основные проекты, достижения?
— Да, это кажется невероятным, но уже прошло 22 года. Я хотела бы отметить, что в то время, когда мы создавали организацию, мы жили конечно немного в другом мире, чем сегодня. Но уже тогда было очевидно, что нет понимания как работать, сосуществовать, сотрудничать вместе местным активистам, экологам, ученым с теми международными нефтяными компаниями, которые работали в регионе. А их было много. Не было понятно, как вести диалог с властью. Не было коалиции, — рассказывает Кейт.
Она отмечает, что единства не было на тот момент даже среди НПО — они не понимали, как объединиться вместе, как защитить себя и как работать во имя общего дела. Как вместе защитить природу региона от последствий того колоссального нефтегазового развития, которое в то время там наблюдалось. Как экологично использовать природные ресурсы?
Ресурсное проклятие
«Новые месторождения осваивались не только в акватории Каспийского моря, но и на суше, там, где жили люди, — продолжает Кейт, — и мы с местными экологами создали «Crude» чтобы защитить местные общины от негативного влияния деятельности нефтяных компаний. Чтобы защитить природу, проще говоря».
— Первые проекты организации были в Казахстане, хотя «Crude Accountability» уже начала работать и в Туркменистане, и в Азербайджане и России. И нашей главной компанией тогда стало переселение поселка Березовка в Казахстане, который находился очень близко к месторождению Карачаганак. Там у жителей наблюдались очень серьезные проблемы со здоровьем. Особенно у детей, у них были проблемы с дыханием, они страдали от кожных заболеваний.
По словам Кейт, именно тогда, они вместе с местными организациями запустили проект, по исследованию причин этого негативного влияния на здоровье людей.
«Я бы хотела отметить, — говорит Кейт Уоттерс, — что мы работали только там, куда нас пригласили. А то может показаться, что мы просто тыкнули пальцем в карту и поехали спасать мир, смеется она и продолжает, — На тот момент там был консорциум из четырех крупных нефтегазовых компаний: Лукойл, Chevron, PG и ENI. Казахстанских компаний там не было: что сегодня трудно представить. Но не одна из этих компаний в то время не озадачилась проведением анализа своей деятельности на окружающую среду. Все, что нам удалось сделать тогда, было благодаря действиям местных неправительственных организаций. Мы брали замеры воздуха на содержание сероводорода, мы выяснили, что технологии компаний не соответствовали стандартам, мы помогали местным жителям писать жалобы во Всемирный Банк, который финансировал этот проект»
Итогом это проекта стало успешное переселение жителей Березовки в безопасные для здоровья места. Кейт, считает, что важно отметить, что все эти иностранные компании, которые работали там, оплатили переселение этих граждан.
«Я считаю, что это стало символом их ответственности перед этими людьми, хотя они никогда открыто и не говорили о том, что люди пострадали в результате их деятельности», — говорит Кейт.
Кроме этого, отмечает Кейт, результатом можно считать и то, что компании, работавшие там, усовершенствовали свою инфраструктуру.
«Стало чище и лучше, не хорошо, но намного лучше тем было, и это конкретный результат того нашего проекта!», — говорит она.
На вопрос «Было ли что-то похожее в Туркменистане?» — Кейт Уоттерс ответила так:
— Вы знаете, в то время в Туркменистане была очень сложная ситуация, мы не могли туда попасть, не могли там работать. Это была самая закрытая страна. И тогда мы решили собрать данные о тех иностранных компаниях, которые там работают, которые сотрудничают с этим режимом и закрывают глаза на колоссальные нарушения всех прав и свобод граждан. Нам удалось это сделать, и такая база данных появилась тогда впервые, рассказывает она.
Из экологов в правозащитники
— Изначально вы занимались проблемами экологии, а затем стали заниматься вопросами прав человека? Правозащитная работа и поддержка гражданского общества, как вы пришли к этому и почему это важно?
— Это очень интересный и важный вопрос, и мой ответ будет состоять из двух частей. Первое — мы поняли, если конкретно говорить о Туркменистане, что все эти огромные деньги, вложенные международными компаниями в разработку туркменских энергоресурсов, помогали обогащаться этому режиму. Никого не заботило, что там нарушаются права человека. И мы хотели привлечь к этому внимание, сказать этим компаниям, что если вы работаете в таких странах, то вы сотрудничаете с этим тоталитарным режимом. Это первый момент, — говорит Кейт и продолжает:
— А второе, это конечно то, что когда мы только начали работать в Туркменистане с вопросами, касающимися окружающей среды, это была единственная возможность, потому что экологическое движение тогда не было под тотальным контролем государства, — рассказывает она.
«То есть сначала, они воспринимали деятельность организации, как что-то безобидное, ну ходят какие-то сумасшедшие “зеленые”, обнимают деревья и спасают бабочек, —вспоминает Кейт. — Но потом, давление властей распространилось и на них».
«Для членов “Crude Accountability” это было не так страшно, ну поговорила я с людьми, это не понравилось КНБ, но я всегда могла уехать домой в США. А вот нашим местным партнерам стало опасно, их стали вызывать на допросы, давить на них, пугать. Некоторые подвергались насилию, были угрозы как им лично, так и их семьям, некоторым запретили работать», — рассказывает Кейт.
«А потом начались аресты, — вспоминает Кейт. — И тогда мы поняли, что если раньше были просто экологи, то теперь мы и правозащитники. Можно сказать, что мы были вынуждены поменять свою позицию, сместить фокус деятельности, потому что угрозы внутри Туркменистана стали очень сильными», — говорит она.
— А можно ли сказать, что вот такие диктаторские, тоталитарные режимы сами подтолкнули вас к тому, что вы начали заниматься правозащитой деятельностью? Не трогали бы экологов, может не вылезло бы на поверхность столько фактов о нарушении прав человека.
«Именно, — отвечает Кейт, — мы осознали, что нет отдельно экологов, отдельно правозащитников — мы все в одной лодке! Угроза одному активисту — это наша общая угроза!»
— В чем заключаются основные сложности работы в таких закрытых странах как Туркменистан?
— Самым сложным я бы назвала обеспечение безопасности для наших партнеров в этих странах. Для нас это приоритет номер один, и к сожалению, угроза безопасности для общественного деятеля в Туркменистане, например, очень высока. И понимание того, что мы, из вне, не имеем гарантированных механизмов помочь людям, если они попадут в беду, диктует свои правила. Мы должны быть очень осторожными, а осторожность затрудняет работу.
Выступление на конференции ОБСЕ по правам человека
Кейт отмечает, что, если раньше, еще в советское время и сразу после распада Союза было более или менее понятно каковы правила игры, что можно, а что нельзя. Были определенные рамки, за которые нельзя было выходить, то сейчас полный хаос. Невозможно понять, что законно, а что вдруг может стать «противозаконным», полное расхождение законов и реальности.
«Почти все под запретом, Мы не понимаем, что можно, а что нет! И мне кажется, что это делается специально, чтобы затруднить нам работу», — считает Кейт Уоттерс.
— А был ли у Вас когда-то какой-то контакт, или может быть диалог с правительствами этих стран? В Туркменистане, например было целое Министерство экологии.
— Нет, в Туркменистане не было. А вот с казахскими властями раньше было сотрудничество, которое мы сейчас пытаемся восстановить. С Азербайджаном тоже нет, они не отвечают на вопросы, там вообще ужасная ситуация для активистов. В России это просто невозможно сейчас, раньше было можно. Если суммировать годы работы, то я сказала бы, что ситуация становится все хуже и хуже повсеместно, — констатирует правозащитница.
— Ну а видимость какого-то диалога эти власти не делали? Это же в их интересах, сотрудничать в вопросах охраны окружающей среды…
— Да, иногда такие попытки были, но это всегда поверхностные разговоры и отрицание реальных проблем. А если мы ссылаемся на неправительственные источники, то это всегда угроза для них. В таких условиях очень трудно вести диалог.
— А как вы считаете, вот в Туркменистане в начале нулевых было очень мрачное время после так называемого покушения на Ниязова, вам было легче работать тогда, или сейчас? Контактировать и с НПО, и с государством…
Кейт задумалась, и после долгой паузы ответила:
— Ммм… Я не знаю, это хороший вопрос, но я не знаю как на него ответить. Это сложный вопрос. Я могу сказать, что угрозы стали другие. Но это сложный вопрос. Я думаю, никто не знает, все настолько закрыто.
Покажите их живыми!
— Расскажите о кампании «Покажите их живыми!» Как возникла эта идея? Почему важно говорить о политзаключенных и насильственных исчезновениях? Насколько сложно было собирать информацию? И как говорить об этом с властями Туркменистана, которые в принципе не признают данный факт?
— Мы знаем, что в Туркменистане масса политических заключенных, о судьбе которых, с момента их ареста ничего не известно. И мы хотим знать, они живы или нет? И когда этот вопрос встал, то конечно туркменские власти ответили: «О чем вы говорите? У нас нет никаких исчезнувших!».
Если раньше они были категоричны в этом, то сейчас видно, что они не отрицают все так рьяно. Представители Туркменистана участвуют в международных конференциях по правам человека. У них стали более профессиональные презентации. На какие-то вопросы они отвечают, на какие-то нет. И тут непонятно они скрывают или на самом деле не знают?
С коллегами по кампании «Покажите их живыми!» Ольгой Захаровой и Юрием Джибладзе
— А вы не думаете, что это может быть связано с тем, что в туркменском МИДе сейчас, работает более молодое поколение, которому события более чем 20-летней давности не интересны, не ложатся на сердце? В то время эти дипломаты были детьми и не помнят этого так, как те, кто пережил этот ужас и страх? Поэтому вопросы событий, которые произошли так давно, для них искренне не интересны?
— Да, мне кажется это именно так. Они не были свидетелями тех событий, не жили в то время тотальных репрессий, не получали той информации, которую получали мы. Это другое поколение, для них это просто история, пусть неприятная, но история, — говорит Кейт.
Правозащитница рассказала, что в самом начале кампании «Покажите их живыми!» у них не было сложностей со сбором информации, поскольку уже существовал доклад о политических заключенных Эммануэля Деко, уже был запущен Московский механизм ОБСЕ. Правозащитные организации собрали достаточно материала. Это стало базой для нашего исследования, рассказывает она.
Потом они стали искать людей, тех, кто возможно что-то знает, или знает кого-то, кто может знать. По словам Кейт, это было похоже на детскую игру в «глухой телефон», поступала разная информация, которую нужно было тщательно проверять. Одни факты удалось перепроверить и подтвердить, а какая-то информация так и осталась не выясненной.
— А после того, как мы собрали базовую информацию, получать новую стало сложнее, потому что люди, которые могли что-то знать, боялись с нами говорить. Все, что нам удалось собрать, мы передали в ООН. Когда этот проект стал более известный, к нам стали обращаться люди, как правило родственники, они хотели, чтобы мы выяснили судьбу их родных, — рассказывает Кейт.
Московский механизм (механизм человеческого измерения) ОБСЕ — принятый государствами-участниками метод работы ОБСЕ в сфере человеческого измерения. Основан на принципах и положениях Хельсинкского заключительного акта о том, что одно или несколько государств-участников ОБСЕ могут проявлять заинтересованность относительно ситуации и конкретных случаев, связанных с человеческим измерением, в других государствах-участниках ОБСЕ, обеспечивая таким образом большее уважение прав человека, основных свобод, демократии и верховенства закона путем диалога и сотрудничества, а также содействия решению конкретных относящихся к этой области вопросов.
20 декабря 2002 года 10 государств-участников ОБСЕ: Германия, США, Австрия, Канада, Великобритания, Греция, Ирландия, Италия, Норвегия и Швеция — заявили о приведении в действие Московского механизма ОБСЕ и назначении миссии докладчика ОБСЕ с целью сбора информации в Туркменистане и изучения проблем, возникших в связи с расследованием по факту предполагаемой попытки покушения на президента Туркменистана Сапармурада Ниязова, совершенной 25 ноября 2012 года.
Докладчиком был назначен профессор права Эммануэль Деко (Франция).
«Нам приходилось быть креативными в подготовке докладов. Подробности строения тюрьмы Овадан-Депе, к примеру, удалось узнать благодаря спутниковым снимкам. Я подозреваю, что у туркменских властей был шок, когда мы это опубликовали», — говорит Кейт.
На вопрос удалось ли им выяснить судьбу кого-то из исчезнувших политзаключенных на сто процентов, убедиться, что человек жив или мертв, Кейт ответила:
— Да, конечно, есть целый список имен, чья жизнь или смерть подтверждены. Мы знаем, что часть из исчезнувших умерли в тюрьме. Это печальная информация, но это достоверная информация, — говорит она. — Некоторых из них удалось похоронить, некоторых нет, но то, что они мертвы, известно на сто процентов.
«Это грубейшее нарушение прав человека, если человек умер, то отдайте родственникам его тело! Мы знаем, что людей нет в живых, но извините, где тела?», — возмущается правозащитница.
— А вам удалось выяснить, рассказывал ли кто-то из ваших собеседников, что они делают с телами погибших заключенных?
— Нет, это то, что нам узнать не удалось, — говорит Кейт.
Другим трагичным фактом этой компании Кейт Уоттерс назвала список, который им удалось составить и в котором более 30 имен. Эти люди отсидели свой срок, но на свободу так и не вышли и о их судьбе никому ничего не известно.
Вопросы без ответов
«Я поднимала этот вопрос на одной из пленарных сессий ОБСЕ. Это важный вопрос: что с этими людьми? Где они находятся?», — вопрошает Кейт.
«Мне кажется, — продолжает она, — это очень простая задача для любого иностранного дипломата просто задать вопрос правительству Турменистана: Мы знаем, что эти люди уже отсидели по 10 или 15 лет, где они? Это гуманитарная тема. Просто покажите их живыми!»
— А вы сами, ваша организация задавали этот вопрос правительству Туркменистана?
— Конечно! И не раз! Но нам они не отвечают, нет ответа.
На вопрос, почему об этом не спрашивают главы ООН или ОБСЕ в Туркменистане, или послы иностранных государств, Кейт возразила:
— Я думаю они задают этот вопрос, конечно задают, но тоже не получают ответа, — считает она.
— И что же, получается, все на этом и успокаиваются, одни спросили, другие не ответили? И так уже более 20-ти лет?
—Да получается, что так. Это очень печально.
Кейт Уоттерс отмечает, что в 2020 году ОБСЕ включила в понятие «пыток» и насильственные исчезновения людей.
«Раньше этого не было. И важно понимать, что пытка это не только для самого заключенного, но и для семьи, для родных, для всех, кто любит этого человека. Ты не можешь его оплакивать как умершего, потому что всегда есть “вдруг жив”», — говорит она.
Это страшное преступление туркменских властей, и то, что это все продолжается до сих пор, говорит о том, что лучше в Туркменистане не становится, считает правозащитница. «Наверное, там есть какая-то внутренняя логика, почему они молчат столько лет, которая нам не понятна», — говорит она.
— Вы часто бывали в Туркменистане и в Центральной Азии. Как вы оцениваете ситуацию с правами человека в регионе в целом? Есть ли надежда на демократические преобразования в Центральной Азии и какая страна наиболее близка к этому, на ваш взгляд?
— Наверное мой ответ будет наивным, но мне кажется, что надежда на демократические преобразования есть везде. Я считаю, что в каждой стране есть люди, которые хотят демократии. Но то, что меня сейчас пугает, что ситуация с демократическими свободами ухудшается во всем мире, даже у нас в США, — говорит Кейт. — Мне кажется, тут важно другое, как мы — правозащитники, экологи, гражданские активисты — можем объединиться и противостоять этому.
«Цель Дональда Трампа — создать в мире хаос»
— Как вы думаете контекст главных мировых событий сегодня, таких как война в Украине и приход к власти в США Дональда Трампа может повлиять на ситуацию в Туркменистане? Есть ли у новой администрации Белого дома интерес к таким странам, как Туркменистан?
— Конечно это накладывает отпечаток на демократическое развитие всех стран. Я бы сказала, что мы сейчас находимся в кризисной ситуации в мировом масштабе. И администрация Трампа, конечно, усугубляет ситуацию, это влияет на всех, — говорит она.
«То, что у Дональда Трампа однозначно нет интереса насадить в Туркменистане демократию — в этом я уверена, говорит Кейт, — Но возможно там есть природные ресурсы, которое его заинтересуют», — смеется она.
— Дональд Трамп недавно объявил о закрытии «Радио Свобода». Что для Туркменистана будет означать прекращение вещания его туркменской службы «Азатлык»?
— Ну, хочу отметить, что пока не закрыл, сейчас дело находится в суде. Так что посмотрим. «Радио Свобода» подало иск на Дональда Трампа, по поводу незаконного решения об их закрытии. Процесс заморозки финансирования радио приостановлен, и судья сказал, что все деньги должны вернуть на счета радио, — рассказывает Кейт.
— Как хорошо, что в Америке можно судиться с президентом!
— Да, пока еще можно, и это радует. Хорошо, что они так быстро обратились в суд. Президент в США не может закрыть какое-либо СМИ только потому, что ему так хочется. И Трамп конечно это знает. Мне кажется, что одна из целей Дональда Трампа, это просто создать хаос. Чтобы никто не понимал, что происходит, что можно, что нельзя, что законно, что незаконно. Отсюда все эти процессы, которые требуют времени и ресурсов.
— А внешняя политика России способна что-то изменить в Центральной Азии и Туркменистане в частности? Россия заинтересована в этом регионе?
— Короткий ответ: да! Видно, что Путин хочет расширить свои сферы влияния. И главный конкурент России в Центральной Азии — это Китай. Я бы сказала, что Центральная Азия геополитически сейчас в очень сложной позиции, вокруг нее много больших, сильных стран, которые конкурируют с друг другом и стран, которые нестабильны. Россия, конечно, будет стараться удержать свое влияние в регионе. Будем надеяться, что это не будет как в Украине.
