В начале апреля 2025 года Дональд Трамп, вернувшийся в Белый дом после четырехлетнего перерыва, подписал указ о введении так называемых «тарифов Дня освобождения» — универсального 10-процентного тарифа на весь импорт в США. В числе стран, подпавших под этот новый режим, оказался и Туркменистан. Однако за громкой внешнеполитической декларацией о «защите американской экономики» скрывается мало кем замеченный, но очевидный парадокс: у США почти нет импорта из Туркменистана, а ключевые туркменские товары либо давно запрещены к ввозу в США, либо не востребованы на американском рынке.
Формально введённый тариф применяется ко всем странам, не входящим в число приоритетных торговых партнёров США. Туркменистан в этой логике просто попал «под раздачу» — в числе государств с минимальными экономическими связями с Вашингтоном. Торговый оборот между двумя странами с момента обретения Туркменистаном государственной независимости «дышал на ладан», при этом подавляющее большинство поставок приходилось на хлопчатобумажный текстиль, который ещё с 2018 года был фактически заблокирован американскими властями.
Запрет был основан на применении раздела 307 Закона о тарифах от 1930 года, запрещающего импорт товаров, произведённых с использованием принудительного труда. Туркменистан неоднократно попадал в доклады Госдепартамента и Международной организации труда как страна, где массово используется принудительный труд — как взрослых, так и детей — во время сбора хлопка.
Под давлением таких организаций как Cotton Campaign, Anti-Slavery International и Human Rights Watch, около 100 крупных мировых брендов, включая американские Nike, Levi’s, Target, Amazon и другие, подписали обязательства не закупать хлопок, произведенный в Туркменистане, даже через третьи страны. Таким образом, ещё задолго до введения универсального тарифа, основа туркменского экспорта в США находилась под фактической блокадой.
Громкая риторика, пингвины и незаметные последствия
Туркменистан исторически не входил в список приоритетных торговых партнёров США. Объёмы двусторонней торговли всегда были низкими: по данным американского правительства, экспорт США в Туркменистан до 2024 года не превышал $10–15 млн в год, и это даже с учетом оборудования General Electric, комбайнов John Deere и самолетов Boeing.
Импорт из Туркменистана в США был ещё меньше — менее $1 млн в год, в основном это была текстильная продукция, пока ее не обложили запретами в 2018 году.
США всегда традиционно занимали осторожную позицию в отношении Туркменистана, критикуя его за авторитаризм, впрочем, не предпринимая никаких активных мер.
Госдепартамент регулярно включал Туркменистан в отчёты о торговле людьми, нарушениях прав человека и принудительном труде в хлопковой отрасли.
Американские компании, в основном из энергетического сектора, пытались зайти на рынок Туркменистана, но сталкиваясь с бюрократией, коррупцией и непрозрачными условиями ведения бизнеса, предпочитали с туркменами не связываться.
Как вдруг, в 2024 году у Туркменистана случился прорыв! Импорт товаров из США скакнул почти на 47%, а обратный экспорт – аж на 758%! Впрочем, не спешим радоваться, общую картину это практически не изменило.
Даже в 2024 году среди всех стран Южной и Центральной Азии самый низкий общий товарооборот с США имеет Афганистан – 34 млн долларов, далее следует Таджикистан – 64,5 млн долларов. Ну, а на третьем месте с конца – тот самый апологет международного сотрудничества на всех уровнях – Туркменистан – с 96,8 млн долларов общего товарооборота с США. Из них 82.2 млн долларов это импорт: американские промышленные насосы, компрессоры, генераторы для нефтегазовой инфраструктуры ($30–35 млн), диагностическое медоборудование и лекарства ($12–15 млн), электронные компоненты ($8–10 млн), авиационные компоненты ($7–9 млн), ну и еще там по мелочи. В обратном направлении, из Туркменистана в США, бог весть какими законными или незаконными путями попали неорганические химические соединения, ковры, произведения искусства и антиквариат – все вместе на 15 млн долларов.
Сравните не с Афганистаном, а, например, с Казахстаном – $3,4 млрд общего товарооборота с США, или Индией – $129.2 млрд. У Туркменистана, напомню, $96,8 млн.
Вот на эти «кошкины слезы» и будет распространяться введенный в 2025 году 10-процентный тариф имени Дональда Трампа. Все это настолько незначительно, что экономического эффекта от нового тарифа не почувствуют ни американская, ни туркменская экономика.
Ситуация напомнила другой анекдотичный эпизод из трамповской «тарифной революции»: пошлина была также наложена на импорт с Острова Херд и островов Макдональд — австралийских территорий в южной части Индийского океана, где нет постоянного населения и экономической активности, а единственные обитатели — антарктические пингвины и морские котики.
С Туркменистаном почти то же самое. Да, страна населена, у неё вроде бы есть правительство, своя валюта, и кто-то по недоразумению даже считает Туркменистан суверенным государством. Однако, если смотреть на экономическое взаимодействие не только с США, но и с другими развитыми странами, уровень и структуру реального импорта и экспорта, возникает ощущение, будто Туркменистан — это вовсе не государство, а бензоколонка с банкетным залом и ограниченным выходом во внешний мир. А с точки зрения управления отличие от удаленных островов лишь в том, что в Туркменистане хозяйничает стая не пингвинов, но Бердымухаммедовых. В контексте заинтересованности Дональда Трампа — разница почти неуловимая.
Президент США Дональд Трамп. Фото: Carlos Barria / REUTERS
Нынешняя риторика Трампа с её националистической направленностью и акцентом на силовое принуждение к «взаимности» в международной торговле – казалось бы перекликается с логикой одного из самых известных американских внешнеэкономических ограничений времён холодной войны: так называемой поправки Джексона–Вэника. Однако, есть существенный нюанс…
Введённая в 1974 году поправка к Закону о торговле США, предложенная конгрессменами-демократами Генри Джексоном и Чарльзом Вэником, запрещала предоставление режима наибольшего благоприятствования в торговле, государственных кредитов и кредитных гарантий странам, нарушающим права своих граждан на эмиграцию и другие права человека. Поправка предусматривала также применение дискриминационных тарифов и сборов в отношении товаров, импортируемых в США из стран с нерыночной экономикой.
По сути, впервые в мире была закреплена связь между соблюдением прав человека и торговыми преференциями.
Формально поправка была направлена против СССР, но действовала в отношении всего социалистического лагеря, включая союзные республики. После распада СССР из-под ограничений были выведены сначала восточноевропейские страны, Латвия, Литва и Эстония, а позднее, уже в 2000-е – последовательно Кыргызстан, Грузия, Армения, Украина, Россия и Молдова.
В отношении Туркменистана действие поправки Джексона-Вэника юридически сохраняется по сей день. Только, начиная с 2003 года, США ежегодно предоставляют Туркменистану временный статус нормальных торговых отношений (NTR) через президентский указ, что приостанавливает действие поправки на год и позволяет формально поддерживать торговые связи между странами.
Тем не менее, принципы «условной торговли» в американской внешнеэкономической политике сохранились. До возвращения Дональда Трампа в Белый дом в 2025 году США последовательно отказывались от предоставления торговых льгот или вводили прямые запреты в отношении стран, нарушающих права человека – и Туркменистан стабильно фигурировал во всех существующих списках нарушителей. Практика массового принудительного труда, закрытость экономики, полное отсутствие независимых профсоюзов и механизмов правовой защиты делают Туркменистан токсичным партнёром даже в глазах циничных до предела международных корпораций.
Действия Трампа сегодня свидетельствуют о том, что права человека в списке его приоритетов занимают одно из последних мест. И дискриминационная тарифная война, которую он развязал, преследует какие угодно цели, только не заботу о соблюдении прав человека в странах, которые он вряд ли без труда отыщет на карте. Мотивация у Трампа явно другая.
Вводит Дональд Трамп тарифы или не вводит, Туркменистан был и остаётся одной из самых изолированных экономик мира. Он до сих пор не является членом Всемирной торговой организации (ВТО), не участвует в ключевых региональных торговых соглашениях и практически не допускает иностранных инвесторов к стратегическим отраслям. Торговля с внешним миром осуществляется преимущественно в рамках двусторонних договорённостей, как правило, в закрытом формате и через непрозрачные схемы.
В такой ситуации любая попытка США при всем желании (ну, чисто гипотетически) воздействовать на Туркменистан при помощи тарифов может стать актом политического символизма, но никак не экономической меры. Однако именно символизм, в условиях новой внешнеполитической доктрины Трампа, оказывается важным – сила и решимость демонстрируется не там, где это политически обосновано или экономически эффективно, а там, где это сделать легче всего.
